Разум и чувства - Страница 71

Марианна была почти полностью подавлена словами сестры.

– Элинор! – вскричала она, – Я уже почти возненавидела себя! Как же я жестоко относилась к тебе, к той, которая была моим единственным утешением, которая выросла со мной во всех этих иллюзиях и которая только одна могла страдать за меня! Разве это моя благодарность? И есть ли что-то такое, что я могла бы тебе вернуть, потому что ты с достоинством плакала обо мне и не могла оплакать себя!

Растроганная Марианна была готова на все, лишь бы искупить свою вину перед сестрой, и Элинор попросила ее не обсуждать эту тему с общими знакомыми и друзьями, при встречах с Люси сделать вид, что ничего не произошло, а при встречах с Эдвардом по-прежнему проявлять к нему прежнее дружеское расположение.

Это было волевое решение, но все равно Марианна чувствовала, что она так ранена, что никакие лекарства ей уже не помогут.

Она сдержала свое обещание не подавать виду – смогла выслушать все, что миссис Дженнингс рассказала ей о случившемся, не скрывая от нее ничего, и даже раза три повторила «да, сударыня». Она слушала ее, не обсуждая Люси, только переходила от одного кресла к другому, и когда миссис Дженнингс начала рассказывать о чувствах бедного Эдварда, то едва сдержала нервный ком сдавивший ее горло. Такое самопожертвование сестры сделало Элинор еще более решительной.

На следующее утро сестер ждали новые испытания, с визитом пришел их сводный брат, который спешил поставить их в известность по поводу страшного происшествия, которое стоило бессонной ночи его несчастной супруге.

– Вы уже слышали, я надеюсь, – произнес Джон с драматической скорбью, устраиваясь поудобнее на стуле, – о весьма шокирующем случае, который имел место быть в нашем доме вчера?

Они все посмотрели на него со вниманием, но никто не проронил ни слова.

– Моя бедная Фанни – он продолжал, – сейчас очень страдает. Миссис Феррарс тоже, сказать вкратце, настолько расстроена, что не сомневаюсь, поднимает бурю, которая, надеюсь, минует многих из нас! Бедная Фанни! Она просто истерзана горем! Но не принимайте всё так близко к сердцу. Доктор сказал, что физически она абсолютно здорова. Но вот душевно… Она преодолевает свои мучения с мужеством ангела и говорит, что никогда теперь не сможет хорошо думать о людях! И это вполне понятно после такого обмана! Встречаться с такой любезностью, с такой показной добротой и с такими доверительными отношениями! Это было против ее воли, но она всё-таки указала на дверь этим двум особам. Прежде всего, потому, что решила, девицы воспользовались ее добротой! Были такие безобидные, такие смирные воспитанные девочки, такие услужливые! Мы так хотели пригласить тебя и Марианну пожить у нас, пока Ваша добрейшая миссис Дженнингс уделяла внимание своей дочери. Но были вынуждены пригласить этих девиц. И вот теперь все так испорчено! «Уж лучше бы, – сказала бедная Фанни, – мы пригласили бы к себе твоих сестер вместо этих двух!..

Здесь Джон Дэшвуд остановился, чтобы его поблагодарили за сделанное в такой форме приглашение, и, получив благодарности, продолжал:

– То, что бедная миссис Фанни так болезненно восприняла данную новость – это понятно. Пока она, со свойственной ей заботой, выбирала ему достойную супругу, он уже был тайно помолвлен! Такое никогда не могло прийти ей в голову! Такой удар! Никому нельзя верить! Мы посоветовались между собой и решили, что надо расспросить самого Эдварда. Послали за ним. Он пришел. Но, мне жаль, что приходится все пересказывать. Все, что ему сказала миссис Феррарс, так это то, что надо разорвать помолвку, если ты, мол, хочешь моего благословения! Фанни здесь была беспощадна, – долг, честь, отношения – все растоптано! А его мать объяснила ему свое либеральное решение, если он женится на мисс Мортон, то она отпишет ему имение Норфолк, которое, даже без земель все равно приносит тысячу годового дохода. И если все собрать, то можно добиться и двенадцати сотен в год! И, наоборот, если он все же будет настаивать на своей низкой связи, то она примет все меры, чтобы вообще его всего лишить! Его две тысячи годового дохода она опротестует полностью не в его пользу, она больше не желает его видеть, и, более того, она лишит его даже малейшей помощи! А, если он постарается как-то заработать деньги, то она уж найдет возможности, чтоб не дать ему этого сделать!

На этом месте Марианна в приливе чувств хлопнула в ладоши и воскликнула:

– Господи, не верю своим ушам! Этого не может быть!

– Еще как может, Марианна, – ответил брат, – я просто поражаюсь. Вы так спокойно реагируете на всё это.

Марианна хотела что-то сказать, но вспомнила о своем обещании и промолчала.

– Все это, – продолжал Джон, – было сказано из тщеславия. Эдвард молчал, но то, что он потом высказал, было сделано в твердой манере. Ничего не заставит его разорвать его помолвку! Он настоит на своем, чего бы ему это ни стоило!

– Тогда, – воскликнула миссис Дженнингс с нескрываемой искренностью и не в силах молчать, – он поступает, как благородный человек. Я прошу вашего прощения, мистер Дэшвуд, но если бы он поступил иначе, то я бы подумал о нем плохо! Я мало разбираюсь в таких делах, так же как и вы, к тому же, Люси Стиллс – моя кузина, но я не думаю, что есть лучше девушка для него на свете, которая могла бы получит такого мужа!

Джон Дэшвуд был сильно удивлен такой «провокации» со стороны миссис Дженнингс, но желания обижаться на подобное у него не обнаружилось, тем более, если такое резюме звучало от кого-либо, имеющего солидное состояние. Он ответил, не выказывая никаких эмоций: