Другая пауза.
Элинор, удивляясь тому, как звучит ее собственный голос, сказала:
– А миссис Феррарс в Лонгстэпле?
– В Лонгстэпле? – повторил он с некоторым удивлением, – Нет, моя мать сейчас в городе.
– Я имею в виду, – сказала Элинор, нервно взяв вышивание со столика, – здоровье вашей жены – миссис Эдвард Феррарс.
Она предпочитала не смотреть на него, но ее мать и сестра обе уставились на гостя. Он еще больше покраснел, похоже, от волнения, посмотрел с сомнением и потом после некоторой нерешительности сказал:
– Может, вы имеете в виду моего брата? Вы говорили о миссис Роберт Феррарс?
– Миссис Роберт Феррарс? – в один голос переспросили Марианна и ее мать, а Элинор не могла говорить, и только ее глаза потрясенно смотрели на него. Он резко поднялся со своего места, подошел к окну, по дороге машинально взяв ножницы для рукоделия и тканевый чехол от них, и пока говорил, разрезал его, не замечая, на мелкие кусочки.
– Возможно вы не знали, что мой брат недавно женился на той миленькой… мисс Люси Стиллс.
Его слова прозвучали, как гром среди ясного неба. Элинор, которая делала вид, что занята своим рукоделием, конечно, слышала каждое слово.
– Да, – повторил он, – они поженились на прошлой неделе в Даулише.
Больше Элинор не могла усидеть на месте. Она почти выбежала прочь из комнаты, и как только дверь за ней закрылась, она, прислонившись к стене, разразилась слезами. Эдвард, который не смотрел в этот момент куда угодно, но только не на нее увидев ее смятение, тоже не говоря ни слова, быстро вышел из комнаты. Он шел от летнего домика прочь по направлению к ближайшей деревне, оставляя трех дам в коттедже в состоянии радостном и волнительном.
Это фантастическое стечение обстоятельств говорило лишь об одном, что Эдвард теперь свободен, и как он хочет распорядиться этой свободой, всем тоже было ясно. Однажды он уже был помолвлен без всякого согласия своей матери, поэтому теперь, четыре года спустя, он решил обойтись без лишних церемоний, ничего хуже, чем произошло с Люси, он уже сделать не мог, поэтому все только и ожидали, что их счастливого союза.
И причина его приезда в Бартон была очень проста. Он приехал просить Элинор выйти за него замуж, а так как он уже имел какой-то опыт в данном вопросе, то его замешательство сейчас казалось немного странным.
Нет необходимости описывать здесь, как долго он собирался это сделать, и как быстро он это сделал и в каких выражениях. И как его предложение было принято. Одно следует сказать, что когда они сели за стол около четырех часов по полудню, всего через три часа после его приезда, он уже сидел между своей невестой и будущей тещей и ощущал себя уже не просто героем-любовником, а самым счастливым человеком в мире. Его ситуация и правда была удивительной. Он добился успеха и теперь был со своей возлюбленной, что и переполняло его душу. Его освобождение от женщины, с которой он сам связал себя очень давно, произошло как-то само собой, и его движение от горя к счастью было так живо и с такой неподдельной искренностью рассказано присутствующим дамам, что они были даже удивлены, так, как никогда прежде его таким не видели.
Его сердце теперь было полностью открыто для Элинор, вся слабость его души, все его ошибки и его юношеская влюбленность в Люси виделись иначе теперь, с высоты двадцати четырех лет.
– Это была моя нелепая ошибка, – сказал он. – Если бы моя мать дала мне какую-нибудь профессию, я бы в восемнадцать лет поехать учиться и не оказался бы у мистера Пратта. Я думаю, что тогда, уж точно, до помолвки бы дело не дошло! Так как я попал туда в том возрасте, когда особенно проявляется интерес к молодым девушкам. Если бы у меня была цель – учиться, которую бы я перед собой поставил, то не особенно бы связывал свое будущее с нею. Но так как я поступал в Оксфорд только в девятнадцать лет, а до этого не был ничем занят, то и все внимание свое сосредоточил на ней. Это было самое беззаботное время моей жизни с восемнадцати до девятнадцати лет. Люси казалась всем, что только можно было тогда желать! Она была и миленькая к тому же, а я, зная мало других девушек, посчитал, что она и есть та самая, моя единственная. Теперь, рассуждая здраво, я вижу, как глуп я был, тогда и время доказало мне это.
Перемены, которые произошли с ними в течение этих двух часов и внезапно свалившееся счастье, которым они наслаждались, предсказывали им еще и бессонную ночь. Миссис Дэшвуд слишком счастливая, чтобы быть спокойной, не знала, ни как обращаться с Эдвардом, ни с Элинор. И как быть благодарной за то, что после стольких страданий, она получила спокойствие и радость, от них двоих.
Марианна не могла говорить, так как всё время плакала от радости за сестру.
А Элинор, как она могла теперь описать свои чувства? С того самого момента, как узнала, что Люси вышла замуж за другого, что Эдвард свободен, и до того момента, когда он разрешил все ее сомнения, и которого она ждала все это долгое время. Поэтому, несмотря на ее спокойствие, она была и подавлена и счастлива одновременно, и требовалось несколько часов, чтоб принести покой душе и спокойствие сердцу.
Эдвард провел в коттедже почти неделю, и как не зазывали его в гости общие знакомые, он не мог расстаться со своей милой Элинор, потому что не сказал ей и половины того, что хотел сказать.
Трудно выразить в словах то, что уже связало их и давало возможность быть еще ближе. Между ними все еще только начиналось, как будто и ничего не было до этого.
Замужество Люси, такое странное и такое неожиданное, было естественно первой темой их разговоров. Для Элинор, которая знала почти все обстоятельства этого дела, было странным и невероятным, что эти двое могли сойтись. Как они могли встретиться вместе, и почему Роберт женился на ней, девушке, о чьей красоте и внешности он отзывался не так уж лестно, девушке, уже помолвленной с его братом, и ради которой его брат был выдворен из семьи. Это было вне ее понимания. Для ее сердца, конечно это было радостное известие, если не сказать, смешное.