Разум и чувства - Страница 65

Элинор хотела поговорить о чем-нибудь другом, но Люси все еще настаивала, чтоб та узнала ее причины для счастья. И Элинор вынуждена была продолжить этот разговор.

– Несомненно, если бы они знали о вашей помолвке, – сказала она, – то всё могло быть иначе, но так как этого не было….

– Я так и знала, что вы это скажите! – ответила Люси быстро, – но здесь нет иной причины, по которой миссис Феррарс должна, видимо, любить меня! Ее расположение ко мне – это все! Вам не следует говорить мне, почему я недовольна. Я уверена, что все закончиться хорошо, и здесь не будет никаких трудностей! Я думаю, миссис Феррарс очень приятная женщина, как и ваша сестра. Они обе – восхитительные женщины! Право, я не знаю, слышала ли я от вас когда-нибудь, что вторая мисс Дэшвуд очень покладистая?

На это Элинор не могла ничего сказать и даже не попыталась.

– Вы что, не здоровы, мисс Дэшвуд? Вы неважно выглядите. И совсем не разговорчивы, сегодня. Подозреваю, что вы, приболели! Точно, думаю, что вы больны!

– Я никогда не чувствовала себя лучше, чем сейчас!

– Ох, слава господу, я так этому рада, от всего сердца, но, правда, вы сегодня выглядите не очень. Я бы очень расстроилась, если вы были больны! Вы, которая создала мне столько удобств в этой жизни! Только небесам известно, что бы я делала без вашей дружбы!

Элинор постаралась дать вежливый ответ, хотя и сомневалась, что его услышат. Но, похоже, он удовлетворил Люси, так как она тут же отреагировала.

– Действительно, я совершенно убеждена в вашем хорошем расположении ко мне! После любви Эдварда, ваша дружба – это вторая большая удача в моей жизни. Бедный Эдвард! Но сейчас, есть одна хорошая новость. Мы все имеем возможность встретиться, и произойдет это очень скоро. Леди Миддлтон понравилось у мистера Дэшвуда, так что у нас будет хороший вечер на Харлей-Стрит, я уже могу это сказать. Эдвард проведет половину времени со своей сестрой. Помимо леди Миддлтон, миссис Феррарс и ваша сестра – обе были так любезны, что сообщили мне, что будут весьма рады видеть меня у себя. Они такие очаровательные женщины! Я, думаю, что если бы вы, хоть раз открыли вашей сестре мои мысли о ней, вы бы не говорили так скованно со мной.

Но Элинор не собиралась обнадеживать ее в том, что передаст все своей сестре. Между тем Люси продолжала:

– Я уверена, что миссис Феррарс действительно хорошо относится ко мне. Если бы она только из вежливости приняла меня, например, кивнула, а потом бы молчала и не вспомнила обо мне и даже не посмотрела в мою сторону… Вы знаете, что я имею в виду! Если она когда-нибудь будет обращаться со мной так, я просто прекращу все это разрывом. Я не буду терпеть это, потому что чувствую, если она не полюбит, то это навсегда!

Элинор не пришлось искать ответ, так как дверь в гостиную распахнулась, и слуга объявил о визите мистера Феррарса. Следом за слугой и сам Эдвард вошел в комнату.

Это был весьма неловкий момент, и каждый подумал про себя именно так. Они все трое выглядели достаточно нелепо. Эдвард, похоже, тут же хотел выйти назад из комнаты, вместо того, чтобы сделать шаг навстречу двум барышням. Первой, неловкую паузу в «любовном треугольнике» нарушила Люси. Она посмотрела на него нежно и молча приветствовала его легким кивком.

Но от Элинор требовалось сделать что-то большее, ради себя и его, и сделать как надо! Она заставила себя через мгновение приветствовать его с подобающими словами и манерами, которые были почти искренними и откровенными, и еще одна попытка, еще одно усилие доказало это. Она не могла позволить себе, что бы присутствие Люси или какое-либо другое обстоятельство помешало ей сказать ему, что она рада его видеть и что она очень сожалеет о том, что не была дома, когда он заходил на Беркли-Стрит. Она не побоялась привлечь к себе его пристальное внимание, которое, как друг и почти родственник, он мог оказывать, на глазах у Люси, хотя она вскоре заставила их обоих смотреть только на нее.

Ее манеры давали некоторую гарантию Эдварду, и он имел достаточную храбрость, чтобы присесть рядом, но его замешательство все еще не прошло, его сердце не было так безразлично, как у Люси, и не имело такого самообладания, как у Элинор.

Люси, притворно застенчивая, похоже, не собиралась облегчать положение двух других и молчала. Почти все, что было сказано, произносилось Элинор, которая была обязана вести беседу о своей матери, их приезде в город и прочем, иначе, пришлось бы разговориться Эдварду, чего он так и не сделал.

Внутреннее напряжение не помешало ей через некоторое время почувствовать необходимость привести себя в порядок перед приходом Марианны, поэтому она собралась покинуть гостей и оставить их наедине. Сделано это было в очень хорошей манере, так как уходила она из комнаты в течение нескольких минут после того, как поднялась с места. Как только это было сделано, настало время для побега Эдварда, но он опоздал. Элинор еще не успела выйти, а радостная новость уже привела Марианну в художественную гостиную. Ее удовольствие видеть его было также как все ее остальные чувства, сильным по своей сути и сильным на словах. Она встретила его с протянутой вперед рукой, которую нельзя было не принять, и тоном, который выражал чувства ее сестры.

– Дорогой Эдвард, – она воскликнула, – Вот эта встреча! Теперь вы искупили свою вину.

Эдвард попытался ответить ей в ее же манере вежливости, но при таком свидетеле он не отважился даже на половину того, что хотел бы сказать. Снова они все сели и минуту или две все молчали. Марианна смотрела с большой нежностью то на Эдварда, то на Элинор, жалея, что радость встречи омрачена вниманием и нежелательным присутствием Люси. Эдвард заговорил первым. Он заметил, что Марианна похорошела, но выразил беспокойство, подходит ли ей климат Лондона?