Разум и чувства - Страница 55

– Нет! Нет, не может этого быть, – причитала она, – Она не может чувствовать! Ее доброта – не от симпатии ко мне, а ее мягкие манеры – не от нежности. Все, что ее интересует – это сплетни, и я – всего лишь источник для них!

Элинор не стала спорить с сестрой, хотя часто это делала, когда была с ней не согласна. Во всей этой истории только две вещи теперь имели для нее принципиальное значение: собственный непредвзятый взгляд на ситуацию и деликатность. Также, как и добрая половина всех людей на свете, Марианна, с ее прекрасными внешними данными и чувствительным сердцем, была не практична и не рассудительна. Она ожидала от других людей такого же отношения и восприятия, как и ее собственное, и судила об их поступках в зависимости от впечатления, которое они на нее производили. Вот при таких обстоятельствах, две сестры оказались в одной комнате наверху после завтрака, который окончательно расстроил миссис Дженнингс. Насколько Марианна была поглощена своим несчастьем, настолько же миссис Дженнингс пыталась ей помочь. С зажатым в одной руке письмом и довольной улыбкой миссис Дженнингс вошла в их комнату, надеясь обрадовать Марианну:

– А теперь, мои дорогие, я принесла вам кое-что, что, несомненно, вам понравится!

Марианна замерла. Внезапно перед ее глазами мгновенно возникло письмо от Уиллингби, письмо полное извинений, признаний, и страстной мольбы о прощении, а сразу за письмом – его личный визит. Она живо представила, как он мечется в поисках ее по всем комнатам, падает на колени со слезами на глазах и просит ее руки. Но в следующий миг мираж рассеялся. Она узнала почерк своей матери. Марианна не смогла сдержаться и опять разразилась рыданиями, осознавая, что навсегда потеряла то, что несколько секунд назад опять представилось ей таким родным и любимым. Почувствовав себя неловко, после целого ряда извинений хозяйка дома исчезла из комнаты, и оставила Марианну утешаться письмом из родного дома. Имя Уиллингби фигурировало в нем на каждой странице. Ее мать была в полной уверенности, что они помолвлены и что Марианна с Уиллингби будут обязательно счастливы. Только получив тревожное письмо Элинор, мать пыталась выведать, что же так беспокоит ее дочурку, в помолвке которой она не сомневалась. Читая письмо, Марианна рыдала. Ей нестерпимо захотелось домой, к маме!

Ее мама! Ее дорогая мама любила своих дочерей всем сердцем, хотя и очень ошибалась насчет Уиллингби! Марианна снова засобиралась в путь. Элинор, которая сама не знала, что сейчас лучше для Марианны, вернуться в Бартон или остаться в Лондоне, только посоветовала не спешить и дождаться решения матери об их отъезде. И Марианна согласилась подождать еще немного.

Миссис Дженнингс в этот день уехала из дома рано, так как спешила поделиться последними новостями с Миддлтонами и Палмерами. Она не стала, как обычно, уговаривать Элинор составить ей компанию. А сама Элинор с облегчением вздохнула, что ей сегодня не придется обсуждать всю эту историю с чужими людьми и решила написать матери. Марианна вышла из комнаты в художественную гостиную, остановилась у столика, за которым Элинор писала письмо, и наблюдала за движением ее руки, слушая, как невыносимо скрипит перо по бумаге и еще более невыносимыми ей казались чувства, которые предстоит испытать ее матери.

Так прошла четверть часа, когда Марианна, чьи нервы уже не выносили никакого постороннего шума, вздрогнула, услышав, легкий стук во входную дверь.

– Кто бы это мог быть? – воскликнула она, – в такую рань! Я, надеюсь, что мы в безопасности!

Подойдя к окну, с облегчением добавила:

– А, это полковник Брэндон! Мы никогда от него не спрячемся.

– Но он, как тактичный человек, не войдет внутрь, если миссис Дженнингс нет дома.

– Я не очень в это верю, – ответила Марианна, отправляясь в свою комнату, – человек, который не знает, что ему делать со своим собственным временем, считает, что и другим тоже делать нечего.

Марианна оказалась права, тактичный человек действительно вошел в дом, не дождавшись приезда хозяйки. Элинор удивилась, но поняла, что только забота о Марианне заставила его поступиться правилами этикета. Он искренне беспокоился о Марианне. И Элинор стало неловко от того, что сестра опять вышла, хлопнув дверью.

– Я встретил миссис Дженнингс на Бонд-Стрит, – сказал полковник буквально с порога, – и она направила меня сюда. Я тем более легко поддался этому приглашению, так как надеялся увидеть вас одну, чего мне так недоставало. Мой объект… мое желание, моя душа желает очень… я надеюсь, я в это верю… то, что говорят, дает удобство… нет, нет, я не должен говорить «удобство»… не настоящее удобство, а успокоение… длительное спокойствие вашей сестре. Мои желания для нее, для вас и для вашей матери…, вы, надеюсь, разрешите мне их объяснить… в связи с некоторыми событиями, которые ничего не значат, но имеют место быть в связи с мои пожеланием… я думаю, что мне стоит сообщить, так как много было проведено много часов в раздумьях, надеюсь, я прав буду, если… или может быть я не прав? – полковник запутался в словах и замолчал.

– Я поняла вас, – сказала Элинор, – вы хотите рассказать мне что-то о мистере Уиллингби, что прольет свет на его характер. Вы сказали, что эти сведенья помогут Марианне. Молю, молю вас рассказывайте!

– Вы, возможно, помните, что когда я оставил Бартон-Парк в октябре… Но это ничего вам не говорит! Я должен начать чуть раньше. Вы найдете меня несносным рассказчиком, мисс Дэшвуд. Даже не представляю, с чего начать. Необходимо немного рассказать вам обо мне, сделать короткое вступление, в связи с таким событием, – он тяжело вздохнул, – мне придется быть немного многословным.